говоря про слабости наши,
и о тех мрачных временах,
которых вы избежали.
Ведь мы шагали, меняя страны
чаще, чем башмаки...
и отчаянье нас душило,
когда мы видели только
несправедливость
и не видели возмущения.
А ведь при этом мы знали:
ненависть к подлости
тоже искажает черты. Брехт
Это был страшный опыт. Я обескуражен и совершенно разбит. Больше всего меня поразило то, что я почувствовал себя "белой вороной"
Весь зал гремит овациями, цветы несут на сцену тоннами, а я молюсь всем богам, чтобы успеть выбежать из зала прежде, чем наблевать. Мне стало физически плохо на спектакле.
Может быть, любимовская концепция уличного театра была очень хороша для 70-ых. Когда в стране все раскатали под асфальт, когда уже целое поколение не представляет, как это: говорить о чувствах?- это же невозможно. Вполне может быть, что найденная Любимовым концепция "это_все_не всерьез" для семидесятых была самое оно, но теперь выросли другие люди.
Я не понимаю, как можно ставить Брехта под соусом "мы играем в студенческий капустник" ? С этой долбаной бардовской гитарой на сцене а-ля Высоцкий, с этой пошлой, до отвращения, до спазмов в животе шансоновской гармошкой.Зачем это все? А затем, чтобы сделать вид, что всем смешно. Что это понарошку, ну мы просто поиграем тут в пьесу, хотя сами конечно же, в это не верим. Детская такая стеснительность уровня средней школы, когда искренность невозможна, поскольку побьют и засмеют.
Брехт сам по себе чудовищен. Его пьесы не просто о смерти. Брехт конструирует ад(что не удивительно, учитывая его биографию). В "Добром человеке из Сезуана" не просто смерть, там смерть от метафизической онкологии, когда человек умирает долго и мучительно: ладно бы ещё просто телом, но там горит в адском пламени человеческого социума человеческая мечта остаться человеком, а это уже страшнее смерти
И Любимов решил сделать из этого капустник, иначе тогда, в те времена, когда создавался этот спектакль было нельзя, наверное. Зритель бы не выдержал, у него нет и не было опыта встречи с подобными чувствами. Окей, я это могу понять. Но сейчас уже не семидесятые, эта форма не то, что устарела, она попросту убивает саму пьесу , она работает не на раскрытие контекста, а на овации зала
Я не понимаю, как можно смехуёчками обставлять крик человека, которому страшно до жути.Я не понимаю, почему зал на это радостно откликается встречным смехом
Да, я понимаю, что в семидесятых прочитать "Идут бараны в ряд, бьют барабаны, а кожу для тех барабанов дают сами бараны!" просто так, без "соуса" было наверное, невозможно. Но зал переехал в 2014 год, а сцена осталась там, в 1965, когда и ставился спектакль
Его нельзя было "воскресать" в первозданном виде. Это не воскрешение, это убийство
И я ненавижу ту публику, которая была со мной в зале.
Больше в этот театр я ни ногой