Но потом, в ночи, грянул ветер и поднялась метель. Окно в спальне звенело от ударов, и тени пламени от трех свечей метались по стенам в восторженном танце.
Полу-проснувшийся кот с одним открытым глазом, потягиваясь и зевая, пришел ко мне на подоконник поинтересоваться: а что я тут увидел в такую злую рань? А я смотрел, как на моих глазах меняют Мир. Это все равно, что попасть за кулисы театра в антракте: пока все зрители спят, на улице меняют сцену. Засыпают снегом листву на дорожках, перекрашивают сосны в белый, убирают в туманную дымку, словно пряча за вуаль, дома на заднем фоне и повсюду носятся, как тролли с зеркалом, снежные вихри. И уличный фонарь метался, расплескивая пятна света точно как техник-распорядитель сцены "это направо, это сюда, поставить здесь, уберите там!"
А потом они улетели, и Мир опустился в тишину. И очень скоро пошел тихий снег, как титры в конце окончившегося акта. И этот, новый Мир уже звучал, как хорошо темперированный клавир Баха. Он звучал, а дома и люди спали. И подглядеть такое - это тихое и очень трепетное ощущение счастья от приглашения разделить таинство
